Весь день сидела, пытаясь подступиться к написанию, но все не могла начать. Не знаю, о чем писать и не думаю, что текст вообще получится осмысленным или объемным. «Почему, любопытно, чем меньше у человека есть, что сказать, с тем большей напыщенностью и педантизмом он излагает свои скудные мысли? Кого они хотят обмануть, весь мир или самих себя?». Вот так и со всеми моими предыдущими постами-простынями, которые по всей своей сути бессмысленны. Сейчас у меня есть много того, что я хочу рассказать, но не знаю с чего начать и как все это сформулировать.
В одном из своих постов я писала о том, что «Тень ветра», к моему удивлению, оказалась первой частью целой трилогии. В пятницу ездила за второй книгой аж на Проспект Вернадского, а вчера забрала из пункта самовывоза третью часть и остальные книги Сафона. Кстати, хочу заметить, что вместе с Сафоном купила еще и книгу Роберта Леки, которую еще на первом курсе прочитала четыре раза. Буду перечитывать в пятый. На Проспект Вернадского ехала исключительно ради того, чтобы поймать последнюю книгу старого красивого издания. Астрель решило переиздать книги, изменив дизайн на жутко страшную агонию эпилептика, переиначив шрифт с удобного мелкого на крупный детский, который невозможно читать, потому что он в глаза не помещается. Третью книгу, «Узник неба», пришлось покупать в новом издании, потому что в старом она вообще не издавалась. Придется читать и корчиться от боли и неприязни.
Итак. Эта книга сделала мне больно. Где-то в комментариях читала, что люди предпочитают «Тень ветра» всем остальным книгам трилогии, что первая часть лучше и тому подобное. Я считаю, что обе книги просто замечательные. Но они разные по настроению, их нельзя сравнивать. «Тень ветра» была легкой для чтения, интересной и смешной книгой, которая к концу становилась все жутче и триповее с каждой страницей. Осталось такое ощущение, что я читала ее под лсд, потому что помню, как нечем было дышать и как все вокруг просто взрывалось буйством красок. Открыв первую страницу «Игры ангела», я упала в бездну и продолжала падать до последней строчки. В этой книге все кругом тяжелое, мрачное, дождливое, и везде эта меланхолия, которая будто завывает в окна, словно зимний ветер. Эта книга причинила мне ужасную боль. Она прилегла к моему сердцу так сильно, как не сделала этого «Тень ветра». Я расплакалась в эпилоге на последних строчках. Это был первый раз в моей жизни, когда я плакала из-за книги. Сказать, что я была шокирована самой себе @ ничего не сказать.
Действие книги происходит за несколько лет до событий первой части. Главный герой — меланхоличный и плывущий по течению жизни писатель Давид Мартин. Он мне сразу понравился. Мне иногда кажется, что моя жизнь очень похожа на жизнь Давида: мне свойственно то прозябание в тени тех, кто лучше, постоянные неудачи в любом деле и многое другое, о чем неприятно даже вспоминать. Давид упрям, тяжел, зол и вреден, но в то же время остроумен и имеет непревзойденное саркастическое чувство юмора, которое впору провозгласить черным чувством юмора.

События сюжета разворачиваются самым мистическим образом. В первой книги мистики практически не было, а тут я уже начала сомневаться в своем атеизме. Автор рассказывает историю и дает три варианта объяснений этой странной истории. Если честно, я не уловила, какой вариант был третьим. Одна из версий объясняет все мистикой, религией, черной магией и спойлер!Люцифером, а другая версия говорит о том, что главный герой, просто-напросто, сумасшедший. Первая версия мне казалась более логичной по ряду причин. Одной из причиной являлось то, что я не смогла объяснить сумасшествием тот факт, что Давид сумел спойлер!победить смертельную болезнь. Тут без вмешательства сверхъестественного не обойтись. Также не могла объяснить тот факт, что все знали о существовании Андреаса Корелли. Исабелла постоянно забирала его письма из-под двери. Помимо всего вышеперечисленного, в книге есть один момент, который не дает мне покоя и который, по моему мнению, доказывает, что все, что произошло, не есть плод воображения Давида Мартина. Спойлер!Давид рассказывает всю свою историю инспектору (которому я безоговорочно доверяла). Инспектор относится к истории агрессивно, что уже должно было вызвать у меня подозрения, и отправляется проверять достоверность поведанной истории. Возвратившись, он лжет Давиду, говоря, что все, что он рассказал всего лишь выдумка больного разума. Он лжет обо всех фактах, а, следовательно, Давид не был сумасшедшим (скорее всего). Все, что он пережил, те деньги, что получил, а также Андреас Корелли, ведьма из Соморростро и доктор Триас были реальными. В общем, книга целиком и полностью захватывает разум и заставляет удивляться тому, что читатель начинает верить мистике больше, чем всем разумным объяснениям.
По сюжету Давид заключает контракт с Андреасом Корелли. Давид должен написать ему новую религию, которая установит новую систему верований и этических норм и во имя которой люди будут жить, умирать и убивать. В обмен на это Корелли дарует ему сто тысяч франков и спойлер!избавление от смерти. Как оказывается, в прямом смысле этой фразы. В конце книги объясняется, что Давид написал для него что-то вроде спойлер!фашистской доктрины, которая и сподвигла людей на Вторую мировую. Спойлер!Давид отказывается выдавать Корелли дьявольскую рукопись, спрятав ее в надежном месте, тем самым разрушая контракт. На протяжении всей книги я считала Андреаса Корелли не кем иным, как самим спойлер!Дьяволом, Люцифером во плоти, поэтому я была нисколько не удивлена, когда в конце книги стало ясно, что спойлер!война развязалась, а, следовательно, вездесущий Корелли смог-таки добыть рукопись или же он ее скопировал заранее. Но насколько я поняла, Корелли спойлер!не был Дьяволом, а был лишь бессмертным человеком, обладающим сверхъестественными способностями. Или может быть он был ангелом. Я все думала, почему книга называется «Игра ангела». На обложке написано "Три тайны. Три загадки. Одна игра. Игра ангела". Это натолкнуло меня на мысль, что раз это Корелли был тем, кто играл в игры с живыми людьми, значит это он ангел. Я не могу быть в этом уверена, но мысль мне кажется логичной. Вместо того, чтобы избавить Давида от болезни, он наградил его спойлер!бессмертием, сделав его таким же как сам он. Поэтому, когда Давид разрушил контракт, Андреас не смог убить его и вместо этого жестоко отомстил ему, вернув то, что вначале сам забрал.

— Я решил вернуть вам то, что вы так любили и что я отнял у вас. Это мое благословение и моя месть.

На протяжении всей книги я ненавидела Кристину и не понимала ее. Осознать свою ошибку мне удалось только в конце, когда я наконец смогла объяснить для себя ее поступки.
Книжная лавка «Семпере и сыновья» является связующим звеном между двумя романами. В этой части нет Даниеля, но есть его отец и дедушка. Карлос Сафон так и не дал имя отцу Даниэля. В первой книге повествование идет от лица мальчика, который называет его папой, а здесь — от лица Давида, который зовет его Семпере-младшим. Исабелла, семнадцатилетняя девушка и помощница Давида, ищущая своего места на литературном поприще, понравилась мне даже больше, чем сам Давид. Она безбашенным вихрем внеслась в размеренное повествование, перевернув все вверх дном и превратив диалоги в бешеный ритм, перекликающихся между собой саркастических замечаний и скрытых язвительных шуток. Своим упрямым характером, уверенностью в своей правоте и иногда абсурдной настойчивостью, честно признаться, напомнила мне меня. Но понравилась она мне не поэтому, это было бы слишком самовлюбленно. Она была очень остроумной и безостановочно поддевала Давида, что очень меня веселило. Все эти мрачные детективные расследования и сверхъестественные явления навевали тяжкую атмосферу, и я просто ерзала в нетерпении нового эпизода с ней. Иногда не сдерживалась и пролистывала чуть вперед, пытаясь примерно отсчитать, сколько листов осталось до ее появления. Я дошла до того, что зашиппила ее с Давидом. Они были созданы друг для друга. Они понимали друг друга с полуслова и не уставали друг над другом издеваться. Они дико волновались друг за другом при любом случае и прощали друг другу все странности и выходки. Я была настолько уверена, что они будут вместе, что спойлер!меня напрочь разбил тот момент, когда Давид стал сватать ее Семпере-младшему. Дойдя до этого момента в книге, я сидела несколько минут в полной депрессии и не могла продолжить читать. Я сидела на своей кровати и смотрела в никуда. Я так настрадалась за их отношения. Зачем, спрашивается, Сафон, тебе делать их настолько идеальными друг для друга, чтобы потом порвать все мои мечты???!!! Оказывается, он неожиданно решил оповестить меня, что она будет матерью Давида!!! У меня, признаться, смешанные чувства из-за этого момента. С одной стороны, люблю Даниеля и его отца, поэтому мне даже радостно осознавать, что такая идеальная женщина является матерью такого идеального и героического мальчика. Те, кто читал, вы заметили насколько Даниель похож на своих родителей? Он такой же храбрый, упертый, умный и остроумный, как и его мать, и такой же обходительный и спокойный джентльмен, как и его отец. Исабелла была сумасшедшим ураганом, носящимся за Давидом со всем вопросами и не вопросами, Даниэль был спокоен как бык, так же, как и его отец. Но с другой стороны, мать Даниеля по сюжету умирает, когда мальчишке исполняется всего четыре года, а это значит, что Исабелла умрет молодой.
Она предсказала свою смерть. Она, наверное, даже не вспомнила об этом сне, когда лежала в кровати на смертном одре.

— Как-то ночью мне приснилось, что у меня есть сын. Мне снилось, что он зовет меня, а я не слышу его и не могу подойти к нему, потому что я заперта в каком-то месте, где очень холодно и невозможно пошевелиться. Он зовет меня, а я не в состоянии откликнуться.
— Это всего лишь сон.

Давид и Исабелла были идеальны друг для друга, и их отношения причиняют мне страшную боль до сих пор.
Мне кажется, Исабелла все-таки была влюблена в Давида. Я не знаю насчет него, может быть он и чувствовал что-то к ней совсем чуть-чуть, но все-таки он всегда любил Кристину. Я нашла много моментов, где Исабелла просто в открытую намекает о своих чувствах.

— И какого возраста тебе нравятся мужчины?
— Пожилые. Как вы.
— Я, по-твоему, пожилой?
— Ну, вы, конечно, не совсем дряхлый.
— Хорошие новости — молоденьким девушкам нравятся зрелые мужчины, и плохие новости — мужчинам в возрасте, особенно дряхлым и развратным, тоже нравятся молоденькие девушки.
— А я знаю. Не держите меня за простофилю. ... А вам нравятся молоденькие девушки?
— Нравились, когда мне было столько же лет, сколько тебе. Как правило, мне нравятся девочки моего возраста.
— В вашем возрасте они уже не девочки, а сеньориты, или, простите, сеньоры.

— Ты очень красива и элегантна.
— Почти как девушка вашего возраста, не так ли? Вам нравится платье?

— Как скажете, мисс Эйр.
— Не стройте напрасных иллюзий, я не выйду за вас замуж, даже если вы ослепнете.

Давид в ответ подглядывает за ней. Я сначала, подумала, что он проглядывает за ее силуэтом, отражающимся на плитах на фоне комнатного света, но потом поняла, что все еще хуже и обстрадалась вусмерть.
Я услышал, как в спальне Исабеллы этажом ниже открываются ставни. Прямоугольник света лег на плиты патио, и темный силуэт девушки отчетливо вырисовывался на светлом фоне. Исабелла подошла к окну и некоторое время смотрела в темноту, не подозревая о моем присутствии. Я наблюдал, как девушка медленно раздевается. Затем я увидел, как она приблизилась к зеркалу платяного шкафа и стала разглядывать свое тело, легонько дотрагивалась кончиками пальцев да живота, проводила ими по шрамам порезов, которые сама сделала на внутренней стороне бедер и рук.

Мне больно писать этот пост.

Спойлеры!— Могло быть хуже.
— Да. Дело могло закончиться писателем.
Мы долго смотрели друг на друга. Потом Исабелла поднялась с кресла. Надев пальто, она стала застегивать пуговицы, повернувшись ко мне спиной.
— Мне надо идти.
— Спасибо, что составила мне компанию.
— Не упустите ее. Найдите, где бы она ни находилась, и скажите, что любите ее даже если это будет ложью. Нам, девушкам, нравится слышать такие вещи.
И в этот момент она повернулась и, нагнувшись, коснулась губами моих губ.

Момент, когда они смотрят друг на друга так долго, словно время оказалось затянуто в карамель, этот момент просто кричит о несчастной любви. Он тоже что-то чувствует к ней, но не может отпустить Кристину, поэтому и заботится о ней, пытаясь устроить ей счастливое будущее. Я знала, что между ними что-то есть. Я верю, что Исабелла на самом деле любила его. То, что она чувствовала к Семпере было всего лишь зарождающейся симпатией, которая со временем переросла в любовь. В Давида она влюбилась с первой встречи или где-то с середины их знакомства. Но она не смела признаться ему в своих чувствах, потому что знала о его любви к таинственной женщине с фотографии, Кристине. Она не повернулась к нему лицом, когда говорила ему о Кристине, то ли из-за того, что ей было неприятно говорить о ней и отдавать его ей, то ли из-за того, что нервничала перед тем, что собиралась сделать. Я считаю, этот момент был ее своеобразным признанием в любви, хотя она и осознавала, что Давид давно уже знал, так как ее намеки не прошли незамеченными. Она осмелилась наконец признаться в своих чувствах, потому что прощалась с ним навсегда, принимая предложение Семпере. И как сильно мне нравится Даниель и его отец, эта 393 страница останется моей самой любимой, потому что так незаметно спрятать всю горечь переживаний безответной любви в таком неприметном разговоре, мог только Карл Руис Сафон. Исабелла и Давид были действительно созданы друг для друга, и мне всегда будет больно от того, что они не смогли быть вместе.

Исабелла стояла неподвижно, и мы смотрели друг другу в глаза, пока пристань не растворилась в темноте и великий мираж — Барселона — не канул в глубину вод.

Цитаты.— У вас больной вид.
— Отравление.
— Чем?
— Реальностью.

Любое истолкование и наблюдение за реальностью волей-неволей является вымыслом. В данном случае корень проблемы заключается в том, что человек — животное, наделенное душой, — заброшен в бездушный мир и обречен на конечное существование с одной только целью — чтобы не прерывался естественный жизненный цикл вида. Невозможно выжить, постоянно пребывая в состоянии реальности, во всяком случае, для человеческого существа. Большую часть жизни мы проводим во сне, особенно когда бодрствуем.

Интеллектуал — это, как правило, персонаж, который как раз не отличается высоким интеллектом. Он присваивает себе подобное определение, компенсируя слабость природных способностей, которую подсознательно ощущает. Это старо как мир, и так же верно: скажи мне, чем ты похваляешься, и я скажу, чего у тебя нет.

Пока самым интересным мне представляется то, что начало большинству конфессий было положено неким событием или личностью, более-менее исторически достоверными. Однако очень быстро учение перерастает в социальное движение, подчиненное соответствующим политическим, экономическим и общественным интересам группы, воспринявшей эти верования. Львиная доля мифологии, которой обрастает любая доктрина, начиная от богослужения и заканчивая нормами и табу, создается бюрократией, возникающей по мере эволюции учений, а не проистекает из гипотетического сверхъестественного явления, породившего их. Большая часть безыскусных и миролюбивых историй представляет собой симбиоз здравого смысла и фольклора. Но они непременно в конце концов получают воинственный заряд, а он формируется в результате позднейших интерпретаций первоначальной идеи, если не откровенных искажений, допускаемых вождями. Проблема руководства и возникновении иерархии занимают ключевое место в рамках развития вероучения. Истина на первых порах открывается всем. Однако вскоре появляются личности, счищающие своим право и долгом истолковывать, распоряжаться и в случае надобности изменять истину во имя общего блага. С этой целью они создают организацию, могущественную и потенциально репрессивную. Это явление, а биология учит нас, что подобное свойственно любой социальной группе животных, немедленно превращает доктрину в элемент политического контроля и борьбы. Ссоры, войны и разногласия становятся неизбежными.

Басни являются одним из самых любопытных литературных механизмов, изобретенных до сих пор. Они наглядно демонстрируют, что человеческие существа воспринимают и усваивают идеи и понятия с помощью рассказов, занимательных историй, а не научных лекций и теоретических рассуждений.

Зеленый юноша является идеальным солдатом. Он обладает огромным запасом агрессивности и очень небольшими или нулевыми критическими способностями, чтобы проанализировать это чувство и оценить, в какое русло его направить. На протяжении истории практически все государства находили способ использовать этот естественный капитал агрессии, превращая отроков в солдат, пушечное мясо для завоевания соседей или для защиты от их вторжений. Путем долгих размышлений я понял, что большинство мировых религий зародились или достигли наивысшего распространения и влияния в те периоды истории, когда общественные формации, их воспринявшие, располагали самой молодой обнищавшей базой. Допустим, общество, семьдесят процентов населения которого насчитывает меньше восемнадцати лет, причем половину составляют зеленые юнцы, чья кровь кипит от агрессии и тяги к воспроизводству, являют собой благодатную почву, чтобы семена веры дали обильные всходы.

Старея, люди продолжают верить во всякий вздор, причем чем дальше, тем глупее становятся вещи, в которые они верят.

— А как насчет моего литературного образования?
— Где ты найдешь аудиторию лучше, чем лавка «Семпере и сыновья», чтобы его пополнить? Там тебя будут окружать шедевры, из которых ты почерпнешь массу полезного.
— И как я это сделаю? Вдохну поглубже, авось что-нибудь подхвачу?

Бротонс и Басилио напоминали мне двух Ронов Свонсонов. Просто замечательные. Как жаль, что они промелькнули в книге всего на одно мгновение.
— Представляю вам печатный станок, больше известный как Левиафан. С ним держите ухо востро, говорят, он уже проглотил не одного ротозея. Как кит Иону, только предварительно разрезав на куски.
— Так удобнее.
— Как-нибудь можно скормить ему нового стажера.
— Назначайте день и час, и мы как следует отметим это событие.
И оба захихикали, как мальчишки-школяры.

Сцена, когда Давид рассказывает всякие ложные прелести о Исабелле Семпере-младшему, оборжаться.
— Нравится ли? Не знаю. Как это можно понять?
— Очень просто. Вы поглядываете на нее тайком, и не хочется ли вам, допустим, укусить ее?
— Укусить?
— Например, за задницу?